На другой день пришло от синьорины отчаянное письмо: ей невозможно было противиться судьбе, она была обязана спасти честь своего отца, скомпрометировавшего себя неудачными спекуляциями, и вынуждена была дать согласие на брак с человеком, которого ей навязали.

Молодой композитор сочиняет квартет. В полумраке комнаты свет небольшой, затемненной колпаком лампы вызывает из темноты лишь белый лист бумаги с нотным станом, на котором музыкант развешивает ноты-капли.

Доницетти работает, целиком отдавшись неведомому раньше горькому наслаждению, какое испытывал обычно, сочиняя и духовную и камерную музыку.

Удрученный Доницетти присутствовал на спектакле, и аплодисменты не согрели его, а вот теперь приходится с горечью читать это "по-видимому наделенный талантом", что, несомненно, вставлено лишь для утешения бедного, несчастного дебютанта.

В общем-то ничего удивительного в этом нет. Огонь искусства может пылать и в молодом сердце, и в старом.

- Понимаю. Но заметьте - в искусстве всем хватает места, даже если ваш соперник, как Россини, чародей, гений, феномен, покоряющий публику во всех театрах.

- Именно это я и делаю сейчас.
- Знаю, знаю, пишете новую оперу для Венеции. Желаю успеха. Но запомните твердо, мой друг: кто пишет для театра, никогда не должен забывать о театре.

Молодой Мерелли, верный школьный товарищ Доницетти, который уже однажды помог ему написать оперу, предложив сюжет и либретто для маленькой веселой комедии, встретился с этим импресарио и рассказал ему о музыкальном таланте друга, превознося выдающиеся способности пока начинающего оперного композитора, но несомненно с блестящим будущим.

Эта способность Доницетти рождать музыку в любых условиях столь поразительна, что приводит всех в замешательство.

В ответ Гаэтано только пожимает плечами. Ему тоже хотелось бы что-нибудь начать делать. Но что? И прикидывает: а как начинали другие?