Однажды появляется в палаццо Базони тенор Рубини, великий исполнитель опер Доницетти. Увидев маэстро в таком безутешном состоянии духа, певец даже зашатался от ужаса и огорчения. Он не представлял себе, каким страшным может быть человеческое несчастье.
Но он берет себя в руки и не хочет верить, что все уже кончено, что такой великий светоч может угаснуть. Ничего не делают, чтобы встряхнуть его из этого оцепенения? Ничего не пытались предпринять, чтобы оживить этот пылкий блистательный ум? Женщины отвечают смиренно, с бледной улыбкой, что испробовали все, что возможно, каждый день, каждую минуту, и никакого результата. Никакого? Рубини не хочет верить, неужели нет даже последней надежды? А если попробовать еще раз? Кто знает!
- Синьорина, мне говорили, у вас красивый голос, сопрано. Не поможете ли мне в этой последней попытке? Спойте со мной дуэт из "Лючии". Это опера, которую маэстро бесконечно любил, а дуэт такой нежный, печальный, волнующий - луч надежды на будущее... Может быть, наше пение дойдет до его великого сердца. Кто знает!

Предложение сделано с такой великой верой в чудо! Джованина Базони соглашается. Кто знает! Вдруг и в самом деле произойдет чудо! Кто знает! Звучат вступительные аккорды, а потом в просторной светлой гостиной сразу же высоко возносится чистая яркая мелодия: "Verranno a te sull'aure..."

Джованнина в одном из писем рассказывает об этой попытке:
"Доницетти слушал очень внимательно, но не подал никакого ответного знака..."

А дни уносятся, проходят месяцы. Зима отступила с появлением теплых весенних дней, горы вновь покрылись зеленью, в саду распускаются деревья, весна является праздничная и героическая, потому что это весна 1848 года, и среди воскресающих цветов возрождается в порыве славного восстания и Италия.

Но весеннее солнце, которое ярко освещает трехцветное знамя Пяти дней в Милане и веру итальянцев в освобождение родины, здесь, в гостиной, лишь слегка ласкает усталые руки маэстро, лежащие на деревянной перекладине между ручками кресла - бледные руки умирающего музыканта, который прежде столь часто воспевал жизнь.

1 апреля в пять часов вечера наступает кризис. Доницетти обедает, повторяя с привычным автоматизмом обычные движения, но внезапно начинаются конвульсии и тут же прекращаются. Кровоизлияние в мозг, а потом? Не надо ничего говорить о том, что было потом. Доницетти всегда стеснялся собственных страданий. Смущался и не хотел, чтобы говорили о его болезни. Не надо больше говорить об этом.

Еще семь дней безмолвного сопротивления. И только 8 апреля в пять часов дня освещенные солнцем руки маэстро тихо замерли на короткой перекладине между ручками кресла, и голова навсегда упала на грудь.

Все колокола во всех церквах Бергамо звонили в этот час, созывая граждан, уже неделю молившихся о маэстро, громко гудел в весеннем небе этот прощальный призыв.

Из огромного окна солнечный луч упал на бледное лицо и озарил всего маэстро ярким светом. Еще громче зазвучал прощальный колокольный звон, провожая великую душу музыканта в таинственное вознесение.