Нередко ему приходило желание самому написать для себя либретто, потому что стихи-то он умеет сочинять, как настоящий поэт, во всяком случае, он хотя бы знает театр.
А сегодня у него есть сюжет, который вполне устраивает. Он хочет положить его на музыку и теребит Каммарано, повторяя:
- Быстрее, дон Сальвато, не мучай меня! Я чувствую, как из меня уже рвутся мелодии...
И дон Сальвато работает, отважно работает, выстраивая сценарий и сочиняя стихи.

Счастливая для Доницетти пора. Все складывается как нельзя лучше. Правда, Вирждиния, его любимая и преданная жена, его скромное утешение, неожиданно занемогла. Болезнь была, как показалось, тяжелой и мучительной, и несчастной женщине предстояло долго лечиться, но потом Вирджиния вдруг поправилась всего за несколько дней.

Опера "Марино Фальеро" переехала из Пармы в Лондон и имела в Королевском театре колоссальный успех. Другие его сочинения, даже холодно встреченные в свое время на премьерах, вроде Лукреции Борджиа, тоже победно шествуют по миру. Импресарио просят у него новые оперы. Все радостно сейчас в жизни маэстро, все исполнено светлой веры в будущее. И Доницетти с увлечением окунается в работу, горя нетерпением скорее завершить ее.

Он, как всегда, в процессе творчества находился в состоянии пылкого возбуждения, позволявшего ему писать с той поистине молниеносной быстротой, какую люди бесталанные имеют обыкновение с презрением обзывать "халтурой". Но подобную, типично итальянскую "халтуру" сумел верно оценить великий Гайдн, когда, вернувшись в Вену после длительного пребывания в Неаполе, где учился в школе у великолепного Порпоры, написал: "Я понял, сколь трудна итальянская легкость".

Великим тружеником Доницетти был всегда - настоящим феноменом энергичности, подвижности таланта, готового в любой момент отдаться вдохновению.
Люди, наблюдавшие за ним, были покорены его огромной, неистощимой творческой силой, великолепным даром импровизатора. И даже некоторые критики обвиняли его в чрезмерной легкости импровизации. Дар импровизаторов? Но можно говорить об этом, если и для многих других импровизаторов (тут речь идет только о талантливых людях) обычно все, что принимают за импровизацию, - не только у Доницетти, но и даже у Россини, это не что иное, как плод спонтанной сложной внутренней предварительной работы? И импровизатор, наделенный талантом и чувством собственного достоинства, быстро пишет музыку, действуя так, словно ему помогает какое-то неведомое чудо.
У него возникают в голове идеи, какие он намерен выразить, или же звучат мелодии, родившиеся в результате утонченной и таинственной работы непосредственно творящего воображения. Выходит, сочиняя музыку, талантливый художник не изобретает что-то мгновенно, в ту же самую минуту - а вспоминает нечто, над чем уже давно билось его сознание. Слишком быстро работало - нередко говорят те, кому приходится ломать голову, чтобы вымучить какую-нибудь хилую идею. Ну и молодцы: давайте и дальше обвиняйте талантливого художника, а возможно, и гения, в столь удивительной способности!

Доницетти, восхищаясь новым либретто, был очень доволен и солистами, которых дирекция "Сан-Карло" подобрала для осуществления его новой оперы. Исполнение, несомненно, обещало быть очень хорошим. На роль Эдгара был приглашен французский певец - тенор Дюпре, давно живший в Италии, близкий друг Доницетти еще с тех пор, как во Флоренции великолепно спел партию Уго в его "Паризине". Он обладал прекрасным голосом и незаурядным драматическим талантом. Партию Лючии должна была исполнять Фанни Таккинарди, молодая певица, восхищавшая публику.