Доницетти, несмотря на всю свою поразительную творческую плодовитость, всегда находил время заниматься музыкой. Она знал классиков и интересовался самыми последними сочинениями современников. Моцарт, Гайдн, Бетховен не представляли для него загадок. Он следил за новейшими опытами - от Россини до Мейербера.
Его уроки доставляли ученикам истинное наслаждение, маэстро умел сделать учебу приятной. Веселый нрав, легкая непринужденная манера вести беседу придавали блистательную ясность его объяснениям. Как человек широких взглядов, с уважением относящийся к прошлому, которое придало столько блеска музыкальному искусству, однако стремящийся к новому, которому суждено донести этот блеск до грядущих времен, Доницетти советовал своим ученикам "брать хорошее, где бы оно ни повстречалось, но только хорошее".
Однако, советуя изучать произведения и современных зарубежных композиторов, он предостерегал от копирования их стиля, ибо каждый должен чувствовать и выражать себя в соответствии со своим характером.
Ближайший друг Белини Франческо Флоримо вспоминает, что Доницетти первым начал в Королевском музыкальном колледже внедрение реформы, к которой стремились наиболее прогрессивные деятели музыкального искусства, "строя новые законы на математических принципах, особенно в той области, что касается вариационного многообразия аккордов".
Серьезность его методов и слава, которая окружала его имя, были столь велики, что многие их самых известных итальянских и зарубежных музыкантов рекомендовали ему своих учеников. Так, Валентино Фьораванти, руководитель капеллы святого Петра в Риме, просил Доницетти позаниматься с Джованни Марини, Фетис из Брюсселя направил к нему мадам Мортье де Фонтен, Пачини из Реджо рекомендовал ему Винченцо Маркетти, сам Россини из Болоньи представил ему Инкьюди, а Керубини, директор Музыкальной консерватории в Париже, просил приветствовать своего ученика - Беоцци - помочь ему и хорошенько проконсультировать.
Занимаясь с учениками, Доницетти словно возвращался в детство. Он вел уроки весело, часто шутил. Его школа не была, как это нередко случается, неким подобием карцера, где у молодежи погибает всякое желание учиться. Учеба доставляла истинное удовольствие. Однако при этом Доницетти не был снисходительным, а требовал, чтобы все по-настоящему занимались. Но его любили все.