Доницетти внимательно смотрит на импресарио и качает головой.
- Я понял, дорогой мой. Ты хочешь сказать: будь вторым Россини, последуй его примеру. Но Россини - гений и может позволить себе всё, что хочет. А я - нет.
- Как нет? А ты разве не такой же гений?
- Оставь. Я знаю, что я такое. Но перекройкой или перелицовкой старой музыки, своей или чужой, я не занимаюсь. Бывают обстоятельства, я вынужден иногда... Но в общем стараюсь этого не делать, ты же знаешь, критики и газеты так и шпионят за мной, сетуют, что я и без того пишу слишком много опер, по их уверению... Нет, нет, и разговаривать не о чем. Конечно, искусство иногда превращается в ремесло, что поделаешь. Но тогда это ремесло сапожника.

Импресарио в полнейшем отчаянии и уж совсем безнадежно просит:
- Ну, все-таки!
- Нет, я ничего не буду делать.
- Ты губишь меня! Пускаешь по миру всю мою семью!
- При чем тут семья?
- Пойми, если я обанкрочусь, что, по-твоему, будет с моей семьей? А театр? Ты губишь и театр. А все мои несчастные артисты?
Доницетти смеется:
- Ради Бога, остановись, а то я окажусь виновником гибели всего Милана. Послушай...

У Доницетти хорошее настроение. Оно у него почти всегда такое, потому что он старается постоянно быть выдержанным, даже когда это не так просто сделать. Но сегодня он весел: этот импресарио из "Каннобиана" всегда любезен с ним, может, он сумеет помочь ему?
- Послушай-ка, мой распрекрасный импресарио, у меня возникла одна мысль. Две недели, говоришь? Этого мало, очень малою. А еще недельку никак нельзя добавить?
- Невозможно! Все готово для открытия театра.
- Две недели... И в самом деле слишком мало... Но в общем... Я хочу держать пари с самим собой. Интересно, смогу ли написать для тебя совершенно новую оперу за две недели?

Распрекрасный импресарио смотрит на него во все глаза. Доницетти известен непосредственностью вдохновения, легкостью и быстротой, с какой сочиняет музыку - все это так, согласен, но чтобы за две недели написать оперу, для которой еще даже либретто нет, это представляется просто невероятным даже ему. Импресарио бормочет:
- Доницетти, так ты смог бы это сделать?
- Минутку, я еще не сказал ничего определенного. Сначала мне надо повидать Романи, согласится ли он немедленно написать либретто. Знаешь, Романи ведь не любитель срочных работ. Он пишет быстро, но ужасно любит тянуть. Пойду поговорю с ним, а ты подожди. Если не вернусь с забинтованной головой, значит, он согласился.