Барбайя ликует, восхищаясь триумфом своего нового маэстро. Он заявляет:
- Я - Христофор Колумб итальянской музыки, продолжаю открывать неизвестных композиторов. Раз уж судьба так благосклонна, отчего бы не воспользоваться этим? Ну, бергамаский пивеллоне, не хочешь ли испытать еще один триумф в моем театре "Дель Фондо"? Нам как раз нужно добавить в репертуатр что-нибудь привлекательное, и есть даже либретто, уже готовое, для одного развлекательного музыкального фарса - "Анонимное письмо". Нет ли у тебя желания положить его на музыку, горец-пивеллоне?

Ну, конечно же, горец и бергамасец пивеллоне всегда готов сочинять. Он горит желанием положить на музыку это веселое либретто. Но он хочет облагородить жанр фарса, он также желает - после двух таких побед, как "Зораида" и "Цыганка" - отмести прочь ветхие каноны, которые мешают итальянской опере.
Старые мастера, великие авторы-классики не пользовались ими, их навязывали опере последователи. Россини совершил и продолжает совершать свой переворот в музыкальном театре, сотрясая ветхие, столь шаткие штампы комической оперы и лирической драмы. Но все еще полно пыли и паутины в этом старье, перед которым почтительно склоняются нищие духом, не решающиеся открыть окна, опасаясь свежего воздуха. Эти невыносимые повторы, эти кабалетты, что длятся без конца, никак не кончаются и постоянно, назойливо твердят одни и те же фразы, одни и те же мелодические обороты, вызывающие зевоту...

Прочь, прочь! Доницетти постарается освободиться от всего этого старья. Профессора музыки твердят, будто публике очень нравятся эти бессмысленные длинноты, на самом деле невыносимые и ничем не оправданные. Посмотрим! Доницетти, воспользовавшись этим небольшим фарсом, попытается что-то изменить.
И попытка удается.

Вечером 29 июня 1822 года, спустя немногим более месяца после премьеры "Цыганки" в театре "Даль Фондо" с блистательным успехом проходит новая короткая опера Доницетти Анонимное письмо. "Джорнале дель Реньо делле дуэ Сичилие", сообщая о горячем приеме, отмечает также новизну "так называемых ансамблевых номеров без кабалетт и привычной симметрии мотивов, которые вынуждают певцов без конца повторять одни и те же музыкальные обороты, хотя их героев волнуют весьма различные чувства..."
Ну а дальше? Дальше, одержав на протяжении трех месяцев три убедительные победы, Доницетти обнаруживает, что ему теперь нечего делать, потому что никто не предлагает немедленно положить на музыку еще одно либретто. Барбайя смеется:
- Гаэтаноне, мой прекрасный, не усердствуй. Нельзя же в самом деле без передышки писать одну оперу за другой.
- Вот тут ты как раз ошибаешься! Именно этого я и хочу - писать одну оперу за другой.
- В таком случае, придется не спускать с тебя глаз! - восклицает Барбайя, и непонятно, угроза это или предупреждение самому себе.

Между тем, поскольку пока что класть на музыку нечего, Доницетти решает, что в двадцать пять лет в жизни могут найтись и какие-нибудь другие занятия. Здесь среди множества неаполитанских дам, порхающих вокруг него, есть необыкновенные красавицы готовые обжечь свои крылья в огне приключений. Он, красивый, веселый, предприимчивый молодой человек, уже знаменитый в столь ранние годы, зажигает огонь, увлекаясь и, самое главное, нисколько не страдая при этом.

Любовные увлечения без любви. Ведь другая любовь, первая, оставила такую рану, которая до сих пор вынуждает его страдать. Доницетти развлекается и сочинением песен, которые сразу же делаются популярными. Они тоже служат чем-то вроде лассо, которым можно заарканить новых искательниц приключений. Особенно удачны в этом отношении три песни - три признания, и три приглашения: "Bei labbri che amor formo" , "Non giova il sospirar" , "Rendimi il core, o barbara!"